Как и в большинстве городов мира — разумеется, тех, где такая возможность имеется — самым быстрым способом добраться до центра Лиона является метро. Метро в Лионе практически идентично парижскому, и все советы, описанные в нем выше, применимы к нему в полной мере. Немалым удивлением для меня стали два бомжа, хлеставших вино у входа на нашу станцию, и обменивавшихся мнениями на русском языке. Быть что бомжом, что клошаром — участь незавидная, но многие из первых, подозреваю, с удовольствием поменялись бы со вторыми. Еще одно наблюдение — расстояние между станциями здесь едва ли не меньше, чем в Париже, так что несколько остановок пролетели за один миг. Метро было заполнено молодежью, многие были в маскарадных костюмах вампиров, мертвецов и просто страшилищ — не иначе, собирались на одну из множества вечеринок, посвященных Хеллоуину.
Вынырнув из метро, мы оказались на тускло освещенной площади перед зданием Оперы. Признаться, в первый вечер имя «город света» применительно к Лиону показалось мне скорее насмешкой, так что мы, не задерживаясь, направились в сторону одной из людных улиц. Бистро и ресторанчики попадались справа и слева едва ли не на каждом шагу, но нужный нам мы нашли без труда и вошли внутрь. Обстановка в традиционном бушоне — действительно на редкость старомодная, и этого впечатления не портят ни подписанные известными политиками и знаменитостями портреты, ни многочисленные (на мой взгляд — даже излишне) плакаты, посвященные местному Олимпику. Всех без исключения гостей привечала бодрая и симпатичная хозяйка и провожала каждого к столику, на который ставила комплимент от заведения — разжечь аппетит во время изучения меню. В обычном французском ресторане в таких случаях вам могут принести немного оливок, тапенаду с тостами, словом, что-то не слишком калорийное и лишь раззадоривающее голодного гостя. В бушоне же нам выдали миску зажаренных до хруста ломтиков жирного бекона. Лучшего способа донести до доходяг-туристов общую направленность лионской кухни придумать невозможно, как ни старайся.
Так Лион выглядит с утра…
Меню, впрочем, особых возможностей для маневра тоже не оставляло. Первым делом мне принесли огромный поднос с несколькими большими мисками, до краев наполненные традиционными лионскими закусками: нарезанной толстыми кружочками колбасой, чечевицей, измельченным рубцом и еще одним продуктом не совсем понятного, но тоже животного происхождения — все заправлено пряными, с ярким горчичным вкусом, соусами. Называлось все это великолепие почему-то салатом. Будучи не робкого десятка, я умял едва ли десятую часть этого «салата», запивая его красным вином из кувшинчика, но вовремя остановился — требовалось время прийти в себя и подготовиться к основному блюду. Его, впрочем, принесли почти сразу же — немаленькую колбасу из рубца andouillette в густом соусе. Из среза колбасы на меня задумчиво посматривали трубочки кишок.
…так — поздним вечером…
Как уже было сказано, перед лицом еды я робею редко. Проблему нелюбви к тем или иным продуктам считаю целиком и полностью надуманной, идущей откуда-то из детства и подпитываемой нежеланием открывать новые горизонты вкуса и восприятия. Человек должен быть всеядным — по крайней мере в том, что касается продуктов, съедобность которых общепризнана, и оценивать блюда, исходя из соответствия их вкуса собственному чувству прекрасного, а не наличия или отсутствия в них лука. Долой предрассудки, заявляю я, приводя обычно свой собственный пример. В детстве я терпеть не мог красную икру, достать которую, понятно, удавалось лишь по праздникам. Это было сущим мучением и для меня, и для моих родителей, исходивших, в доброте своей, из принципа «лучшее — детям». Когда же я, наконец, решился ее попробовать, то был поражен тем, от чего отказывался много лет. Из этой правдивой истории я обычно вывожу мораль о том, что человек подчас сам не знает, что он хочет, и руководствуется когда-то возникшим предубеждением — и свято в нее верю. Точнее, теперь уже следует говорить «верил», поскольку встреча с традиционной лионской колбасой из рубца навсегда изменила мою жизнь.
…а так — с высоты холма Фурвьер.
Мне ужасно стыдно, но я не осилил и половину этой колбасы, сложив вилку с ножом и отступив на заранее подготовленные позиции. Не то чтобы это было что-то совсем противное, вовсе нет, просто вкус рубца, утешаю я себя, был не тем, в чем я нуждался в тот вечер. Не будем забывать и о том, что это традиционный лионский бушон с традиционной лионской кухней, а значит, и andouillette была самой что ни на есть традиционной. Посему и отговаривать вас пробовать ее не буду — более того, в следующий раз попробую ее сам, но в более современном исполнении и с более однородной начинкой.
Впрочем, были в крахе моей теории о всеядности и свои плюсы — так, несмотря на чрезмерную сытность здешних блюд, у меня еще оставались силы на десерт, в роли которого выступил домашний сыр. Просто белый домашний сыр fromage blanc, просто политый сливками. Неимоверно вкусно.
Ночь стремительно приближалась и бушон наполнялся народом — большими шумными компаниями, похоже, знавшими и само заведение, и его хозяйку уже не первый год. Мы же, растратив силы в неравной схватке с лионской гастрономической традицией, решили, что она будет самым эффектным завершением этого дня, и отправились спать.
Лион, как уже говорилось вскользь, построен у слияния двух рек — Роны и Соны. Они сходятся под острым углом, образуя вытянутый полуостров — Прескъиль — который по сути является историческим центром города. Здесь находится площадь Белькур — одна из крупнейших в Европе, уже упомянутое здание Оперы, красивейший Hôtel-Dieu de Lyon, глядя на который, никогда не догадаешься, что в нем находится больница, городская ратуша и много других зданий и мест, представляющих интерес для туриста. Также стоит заглянуть на другой берег Соны и подняться на холм Фурвьер, откуда можно обозреть город, как на ладони. Но если меня спросят, какую достопримечательность Лиона я хочу выделить среди прочих, я отвечу — воскресный рынок на восточном берегу Роны…
